— Как же, выскочит… После такого-то взрыва. Дом упадет и сложится, словно карточный.

— Мало ли. Всякое бывает. Это я для страховки говорю. Если кто живой, то я палю без разбора. Кстати, через четыре часа самолет. Улетаем утренним рейсом. Эх, вот бы здорово было прямо в сумке привезти голову Молотка. — Незнакомец рассмеялся злобным смехом, от которого по моему телу пробежали мурашки.

— Точно! Слушай, а может, нам в сумке еще его хер привезти?

— Да ладно, я просто прикалываюсь. Мне чего, и поприкалываться нельзя?

— Сейчас не то время, чтобы прикалываться. Мы на работе.

— А может, у нас работа такая прикольная. Не работа, а просто умора.

— Слышишь, хорош гнать. Лучше достань пушку и нормально настройся. Может, кого мочить придется. Может, кто из дома выскочит. В жизни всякое бывает. Сколько случаев, что после даже самых больших взрывов кто-то живой оставался! Да полно таких случаев, выше крыши. Тоже мне, нашел место шутить.

— Вообще-то мы не совсем все верно делаем.

— Почему?

— Нам сказано Молотка одного убрать, а там танцующих баб полный дом.

— Значит, будем ликвидировать всех, кто есть в доме. Это нормально. Черт знает сколько времени нам придется ждать, пока Молоток один из дома выйдет, тем более я просто уверен, что он пушку себе прикупил и повсюду с пушкой ходит. А у нас билеты. Через четыре часа самолет улетает. Еще до аэропорта доехать надо и регистрацию пройти. У нас время не терпит.

— Это верно, времени у нас в обрез. А когда дом взорвется, сюда сразу же два араба со службы безопасности прибегут, что с ними делать?

— Если в доме все чисто, то мы успеем уйти и ничего с ними делать не придется.

—  — Как это «все чисто»?

— Если живых нет, то мы успеем уйти и потом пусть сюда кто угодно приезжает, хоть полиция, хоть президент.

— А если кто из живых будет?

— Живых мочим. Другого просто не может быть.

— А арабы из службы безопасности?

— Если они мешать будут, ухайдокаем вместе со всеми.

— Не много ли жмуров получается?

— Нормально. Я тебе за свой базар отвечаю. Тут Молоток в расслабухе, а в Москве его голыми руками не возьмешь. Он там хитрый, как жук. То охрана, то еще чего. Поговаривают, что он сам хотел Спартака убрать, поэтому тянуть больше некуда, тем более мы сюда на сутки прилетели.

— Надо было номер в отеле снять и хоть недельку позагорать, дождаться, пока Молоток один прогуливаться будет, и шлепнуть его.

— Недельку нам загорать никак нельзя. Подозрительно все это. Можно спалиться, а палиться в нашем деле тоже нельзя. Нам дан приказ ликвидировать Молотка за сутки, и против приказа мы не пойдем. В Москве работы выше крыши. А на отдых сюда надо с семьей приезжать, купаться, загорать, нырять, сколько влезет.

— И какого хрена он этих танцовщиц именно сегодня заказал? Почему именно сегодня? Не мог телевизор посмотреть. Нет, ему гулять вздумалось. Привык гулять на широкую ногу. Это у него московская привычка.

— Да пусть гуляет. Нам какое дело. Тебя что, совесть что ли замучила?

— Да нет. Просто нервяк бьет немного.

— Работа у нас с тобой такая, чтобы нервяк бил. Мы же не на заводе детали обтачиваем.

— Уж лучше бы на заводе, чем вот так в кустах сидеть и ждать, когда дом взорвется.

— Хорош гнать. На заводе ты бы за всю жизнь тех денег не заработал, которые получишь после этого дела. Сиди тихо. Ровно десять минут осталось.

— Время так долго тянется.

— Обычно время быстро идет, а когда за такое берешься, оно всегда долго тянется. Но это только кажется. Смотри, как на моих часах секундная стрелка летит, не догонишь. Оглянуться не успеешь, как домика не будет.

— Тоже мне, домик. Это целый домище.

— У них такой домище называется виллой. После этих слов я почти ничего не соображала.

В ужасе от услышанного и полнейшей безысходности я зачем-то принялась расстегивать пуговицы на блузке, но мои руки меня не слушались и отчаянно тряслись. Я встала на колени, собрала все мыслимые и немыслимые силы и осторожно, чтобы никто меня не заметил, поползла в дом. Миновав веранду я заползла в дом, встала в полный рост, посмотрела на часы, вошла в зал, где гулянье было в самом разгаре, и глазами, полными ужаса, посмотрела на изнемогающих русских девушек, которые честно отплясывали свои деньги и в перерывах между танцами протирали свои лица и шеи полотенцами, смоченными холодной водой. Еще раз посмотрев на часы, я подошла к танцующей Катерине и попыталась ее остановить:

— Катя, стой, поговорить надо!

Но Катерина не остановилась и только взмахом руки показала мне, чтобы я не мешала и села на подушки.

— Маша, я не могу! — прокричала она мне сквозь громкую музыку. — Этот кретин сказал не останавливаться, а то он денег нам не заплатит. Посиди немного. У меня через десять минут перерыв.

— Через десять минут, может, уже будет поздно!

— Маша, но я не могу! Он ругается! Он ведь такой, возьмет и не заплатит ни гроша! Тогда вообще непонятно, какого хрена мы здесь столько времени скакали! Мне деньги нужны! Понимаешь?! Я именно из-за них сюда приехала! У меня дома родители больные. Оба на инвалидности! Если я им на лекарства давать не буду, то они и недели не протянут! Им пенсии даже на питание не хватает! Поэтому сядь, посиди и не мешай! У меня через месяц небольшой отпуск, а мне с чем-то лететь надо! Вчера они мне сюда позвонили, у отца вообще ноги отказали, срочно нужна операция! А она стоит ого-го! Я сдохну, но деньги для него заработаю!!! Я за любую халтурку берусь! Не мешай мне!

— Если ты не остановишься, то тебе никакие деньги уже не понадобятся! Остановись немедленно!!!

— Не говори ерунды! Посиди десять минут!

Посмотрев на часы, я подбежала к пьяному в дупель Анатолию, выхватила у него из рук рюмку виски, залпом ее осушила, посмотрела на ревущие колонки и хотела было выключить музыку, но не стала этого делать. Затем залилась краской, как помидор, села рядом с Толей и быстро заговорила:

— Толя, слушай меня внимательно. Беда. Буквально через семь минут этот дом взлетит, как карточный домик. Там, в кустах, сидят двое. У них там пульт дистанционного управления или что-то в этом роде. Они прилетели сюда из Москвы, чтобы убрать Молотка, то есть тебя. Больше нельзя бездействовать. У нас мало времени. Если кто-то останется в доме живой и попытается выбраться из горящего ада, который здесь будет с минуты на минуту, то его сразу застрелят. Ты сделал мне слишком большую подлость. Такое не прощается. Я могла открыть окно и убежать одна в сторону моря, а тебя оставить на погибель. Возможно, я бы так и сделала, но в доме есть шесть русских девушек. Они не должны умереть! Ты должен им помочь. Ты должен открыть окно и всех, по одной, отправить в сторону катера. Мы сможем сесть в катер, отплыть отсюда, а затем причалить в другом месте и сообщить в полицию. Я хотела выключить музыку, но мне показалось, что это будет очень даже подозрительно. Не нужно ничего менять. Просто прикажи девушкам остановиться танцевать и всем подойти к окну.

Признаться честно, я совсем не рассчитывала на то, что пьяный Анатолий мне поверит и воспримет мои слова серьезно. Я думала, что в лучшем случае он обзовет меня дурой, скажет, что у меня больная фантазия, что у меня опять начались видения, но вместо этого он изменился в лице, даже слегка протрезвел, побледнел и процедил сквозь зубы:

— Где они?

— Кто? — опешила я.

— Люди Спартака.

— Они в кустах. У входа в дом.

— Значит, эти твари и здесь до меня добрались… Сколько, ты говоришь, у нас осталось?

— Ровно пять минут. — Я посмотрела на Анатолия глазами, полными слез.

— Сейчас открываем окно и бежим к катеру. Только делаем все очень тихо. Заведем мотор только тогда, когда дом разлетится на куски. Ты все поняла?

— Все. А как же девушки?

— Пусть танцуют.

— Как это, «пусть танцуют»?! — Я не знаю, как я выглядела в этот момент, но мне показалось, что я просто позеленела.